В Закавказье есть высокая гора Арагац — краса и гордость Армении. Блестящая белизна ее снеговых вершин манит к себе своей кажущейся недоступностью- Но если набраться терпения и студить на пешеходную тропу у подножия горы, тропа сама уведет вас к снегам, на высоту четырех тысяч метров.
Мне пришлось побывать там в дни моей юности. Б те далекие времена я была неопытна и мечтательна, моё мозг жадно впитывал в себя новые впечатления, а потому все увиденное мной тогда до сих пор хранится в памяти во всех мельчайших подробностях.
Помню то прозрачное яркое утро, когда мы, две студентки Ленинградского университета, подталкивая ленивого ишака, отправились в далекий путь. Нам предстояло жить и работать высоко в горах, где мы должны были изучать высокогорную растительность.
Б течение двух дней мы неторопливо взбирались все выше и выше. Внизу осталась знойная Араратская долина с ее бесконечными пыльными виноградниками, осталось позади богатое пышное село Бюрокан, потом миновали заросли розового шиповника, за ними — хвойный лес, альпийские луга, и наконец настал момент, когда мы высмотрели высоко вверху пятно вечного снега. Снеговые пяна по мере нашего продвижения вверх увеличивались в размерах, выползали на тенистых ущелий на открытые места и в конце концов заняли огромное пространство, доходя до самой горной вершины, упирающейся в лохматые облака.
Там, внизу, в долине, стояла иссушающая, почти тропическая жара, здесь же еще не кончилась власть зимы.» Обширные снеговые поля под натиском неуемного солнца неохотно сдавали свои позиции, медленно подтаивая по краям и пропитывая каменистую почву, обильной холодной влагой. И тут же, едва освобождался участок земли из-под снега, рядом с подтаявшим льдом выстреливал из почвы крепкие зеленые побеги высокогорных растений. Желтые, белые, голубые, сиреневые цветки, в большинстве своем крупные и ярко окрашенные, сидели на низеньких стебельках или плотно прилегали к земле, помещаясь среди розетки мясистых прикорневых листьев. День за днем мы неустанно собирали это богатство в наши видавшие виды гербарные папки, задавшись целью облазать все ближние и дальние горные хребты, окружающие маленький домик метеорологов, где мы поселились.
Нашим всегдашним попутчиком был пятнадцатилетний юноша Бараздат. Парень ловкий и толковый, он был вынослив, понятлив и молчалив. Последнее его качество объяснялось, видимо, тем, что Бараздат плохо знал русский язык и стеснялся произносить длинные фразы, хотя понимал по-русски все.
— Там,— говорил он, показывая пальцем на дальнюю скалу,— растет трава. У вас нет. Я видел.
И мы шли туда, и Бараздат находил нам растение, которого действительно еще не было в наших сборах. Во всех других случаях он покорно следовал за нами, молча неся на спине тяжелый рюкзак.
Но однажды, когда мы хотели было повернуть в узкое ущелье между двумя острыми утесами, Бараздат испуганно схватил меня за руку.
— Нельзя! Там кровь! Много крови.
Я представила себе распростертое на земле тело неудачника, свалившегося со скалы и, оттолкнув Бараздата, брос ас в ущелье, увязая в подтаявшем сиегу. Но сколько я нн старалась разглядеть что-нибудь, кроме посеревшего снега и черных проталин земли ничего не было видно. Варавдат плелся сзади и что-то недовольно ворчал себе под нос.
— Где, Бараздат?
— Плохое место. Нельзя. Там всегда кровь. Летом, Это было совсем непонятно.
— Покажи.
Он молча ткнул пальцем в сторону огромного камия, заросшего черным лишайником, а сам сел на уступ скалы, всем своим видом показывая, что в проклятое место не пойдет. Мы пошли без него. Обогнули камень. Открывшаяся перед моим взором картина была настолько ошеломляюще необыкновенна, что у меня перехватило дыхание от волнения. На фоне сверкающего под солнцем сахарного снега четко выделялось большое, неправильной формы, кроваво-красное пятно. Оно расплылось метров на десять в окружности.
— Бараздат! — закричала подруга не своим голосом.—Давай скорей бутылку!
Мы осторожно разгребли ноздреватый, слежавшийся, ярко-розовый снег. Впрочем, окрашенным снег был только с поверхности. На глубине нескольких миллиметров окраска исчезла… Две пригоршни красного снега, высыпанные нами в широко-горлую бутылку, вскоре превратились в мутную водичку. Брезгливо, двумя пальцами, как нечто нечистое, взял Вараздат эту бутылку и с неудовольствием запихал ее в рюкзак подальше от еды.
— Эх, Вараздат, дружище! Не понимаешь ты, какое это замечательное явление природы! Какое это счастье для нас — собственными глазами увидеть цветной снег!
Дома мы нанесли каплю воды из бутылки на предметное стекло и поместили препарат под микроскоп.
— Смотри, Вараздат!
— Тараканы! — воскликнул он, приникнув к микроскопу.— Бегают!
В светлом поле микроскопа сновали во всех направлениях красные продолговатые и округлые подвижные тельца, ловко огибая друг друга и никогда не сталкиваясь. Но Вараздат ошибся. То, что он увидел, не было насекомыми. Это были низшие растения — водоросли, а точнее, один только вид — красная снежная водоросль, или, по-другому, хламидомонада снежная. Этот удивительный микроскопический растительный организм способен жить только на снегу, в таких, казалось бы, неподходящих условиях, когда даже летом в солнечные дни температура на поверхности снега не поднимается выше нуля градусов. В высокогорных районах большую часть года стоит глубокая зима и только на два-три коротких месяца морозы отпускают из своих когтей насквозь промерзшую землю. Всю долгую зиму бледные шарики хламидомонады неподвижно лежат на снегу, подмороженные, но живые. Так они будут спать до тех пор, пока под ярким горным солнцем поверхность снега не начнет хотя бы слегка подтаивать. Обилие света и тепла вызывает у водоросли быстрое накопление красного пигмента. Скоро на тающем снегу появляются большие красные пятна, образованные скоплением несметного количества хламидомонад, каждая из которых представляет собой неподвижный шарик, туго набитый красным пигментом и заключенный в полупрозрачную оболочку. Каждый такой шарик медленно растет. Наконец, наступает момент, когда его содержимое делится пополам, а половинки в свою очередь разделяются на две части. Новорожденные маленькие хламидомонады вываливаются из разорвавшейся оболочки и начинают самостоятельную жизнь. По мере роста они принимают яйцевидную,
форму и одеваются новой оболочкой. Скоро, прорывая оболочку, из передней части молодой хламидомонады выпячиваются два тонких, длинных жгутика. Водоросль обрела весла.
Мелкими мерцательными колебаниями жгутики непрерывно подгребают воду. Хламидомонада плывет, как маленькая лодочка, делая быстрые повороты, часто меняя направление, избегая столкновений со своими многочисленными сестрами. Эти крохотные, снующие взад и вперед создания способны привести в изумление всякого, кто бы ни посмотрел на них в микроскоп. Удивительно, что растительный организм может так активно странствовать в поисках наиболее благоприятной среды для существования и при этом искусно избегать столкновений с себе подобными.
Подвижных хламидомонад называют «бродяжками». Достигнув определенных размеров, бродяжки постепенно замедляют движение, понемножку втягивают жгутики-весла внутрь оболочки и замирают в неподвижности. Округлые, распираемые красным пигментом, хламидомонады созрели для деления. Снова после деления клетки на несколько частей из прорванной оболочки выкатываются детки-хламидомонадки, и все начинается сначала. Так летом на снегу растет красное пятно, занимая все новые и новые площади. Но в середине августа яркое пятно заметно тускнеет. Воздух похолодал, по ночам морозец леденит снег, и хламидомонада начинает готовиться к зимнему покою. Ее содержимое бледнеет, клетка перестает расти и замирает в ожидании приближающейся зимы.
Источник:
Денисова Г.А.
«Удивительный мир растений»